Обладатель Кубка мира-2011 рассказал корреспонденту ChessPro Владимиру Барскому о своей победе в Ханты-Мансийске, а также о своем видении ситуации в сборной и поделился планами на ближайшее будущее. – Я в некоторой степени чувствую себя дрессированным попугайчиком, повторяющим одно и то же, но это важная для понимания вещь. Это была настолько повторяющаяся тема Кубка мира, что для меня она стала просто знаковой, и на нее я постоянно обращаю внимание. Начиная с третьего круга, четыре раунда подряд мне доставались соперники, которые не без оснований считают меня «клиентом», то есть человеком, которого чаще обыграешь, чем не обыграешь. И чем дальше я проходил по «сетке» и чем лучше у меня складывалось с этими людьми, тем больше эта ситуация превращалась для меня из проблемы в дополнительную мотивацию. – Между Суперфиналом и Кубком мира был перерыв дней 10 – чуть больше, чем между Нинбо и Суперфиналом. Эти дни были отданы подготовке или отдыху? – Я прикинул, какие дебюты буду играть в первом круге. Кто фаворит в параллельном матче, Нгуен или Ли Чао, я не понимал, а сразу к двоим готовиться не хотелось. Учитывая, сколько шахмат у меня было в последнее время, я решил по возможности сохранить какой-то аппетит к игре и свежесть восприятия. По-моему, это гораздо важнее, чем пытаться за короткое время залатать какие-то реальные или выдуманные дырки в дебюте. В целом, выбранная стратегия оказалась правильной. Нельзя сказать, что весь Кубок мира я провел совсем без дебюта, это утрирование, но оно близко к истине. Я сознательно разгружал начальную стадию, чтобы просто получить какую-то позицию и играть ее дальше. Черными это получалось у меня лучше, чем белыми – в связи с тем, что я часто получал не очень хорошие позиции, и соперники с удовольствием их играли. Я считал, что по моим стандартам у меня сейчас нет серьезных дебютных проблем, но немножко поднадоело все время играть одно и то же. Особенно после Суперфинала, который стал для меня своего рода сигналом. Как говорится, имеющий уши да услышит: может быть, имеет смысл просто ходить фигурами по доске и не «заморачиваться» тем, как именно получать перевес, например, в русской партии. Я решил, что надо продолжать в том же духе. – В Суперфинале был 7-часовой контроль, здесь – фидевский, который тоже начинают потихоньку называть «классическим». Постоянное изменение контроля не раздражает? – Я лично этого уже не замечаю, потому что все это происходит постоянно: играем то так, то так. Хуже, если бы весь год применялся один контроль, а потом вдруг в каком-нибудь важнейшем соревновании – другой. В Китае тоже был фидевский контроль. Конечно, в идеале хотелось бы упорядочить ситуацию раз и навсегда, чтобы не было этой «болтанки», но… Разница между этими двумя контролями не настолько категорическая, что ли. – Привык? – Да, меня это не особенно напрягает. – Итак, в Ханты-Мансийске первым соперником был бразилец Дарси Лима.
– Сразу хочу отметить: несмотря на то, что очень много матчей удалось выиграть в основное время, легких среди них не оказалось ни одного. И второе, о чем не устаю напоминать: очень важный элемент моих последних успехов – это благотворное влияние на мою жизнь Александра Игоревича Грищука. Например, он на основании собственного опыта (двух матчей в предыдущих Кубках мира) подсказал мне, что Лима – абсолютно не стандартный оппонент для первого раунда. И действительно, этот не очень молодой бразильский гроссмейстер, который играет сейчас партий 10 в год, белыми играл со мной жестко на победу и, подозреваю, был близок к цели. Пройти Лиму оказалось очень нелегко, как и Нгуена. Во втором раунде обе основные партии завершились вничью, две двадцатипятиминутки тоже. В шоке подошел к Грищуку, который в этот момент уже победил на тай-брейке Феллера, и развел руками: не знаю, что делать! И Саня мне посоветовал в ответ на французскую избрать систему с 3.е5. Я так и сыграл и выиграл партию совершенно «в одну калитку». Конечно, соперник защищался не слишком здорово, но думаю, что Саня остался доволен моей трактовкой этого варианта.
После чего черными я уже достаточно уверенно отбился, поскольку в ситуации, когда требовалось побеждать по заказу, Нгуен уже не был так уверен в себе. – Итак, в третьем туре ты встречался с молодым итальянцем Фабиано Каруаной. Он действительно считает тебя своим «клиентом»? – Подозреваю, что имеет на то основания: у меня с ним и счет плохой, и динамика очень тяжелая. Две основные партии завершились вничью, а две быстрые мне удалось выиграть, хотя в обеих мои позиции, скажем так, внушали опасение. Когда я обыграл Каруану, то подумал: «Хорошо! Важный знак: может быть, все эти «заморочки» на сей раз не будут на меня давить так сильно, как обычно».
– Большинство по-настоящему «стыковых» матчей началось в четвертом круге. Например, Камский – Свидлер. – Да, Камский – один из наиболее неудобных для меня противников. Тем неожиданнее для меня стал исход первой партии, которую я выиграл в стиле соперника – «переманеврировав» его в тягучей борьбе. Меня эта победа вдохновила, поскольку я привык, что это Гата у меня выигрывает такие партии, а не я у него (он у меня несколько таких выиграл). Это не могло не радовать, потому что исторически у меня с ним складывается очень тяжело. – Что значит «исторически»? Вряд ли ведь вспоминаются детские годы! «История» – это последние три года, пять лет? – Активно мы с Камским играем последние лет пять. В Питере мы с ним вообще не пересекались. Все-таки, он старше меня на два года. Гата уехал в 1988-м, когда мне было 12, и это важные два года: 12 и 14 лет – две большие разницы. Потом мы с ним немножко поиграли до его ухода из шахмат, но совсем немножко. А в последние годы мы встречались и на турнирах Гран-при, и на Олимпиаде, и в других соревнованиях. Нелегко мне все это давалось! У нас всегда очень интересные поединки – видимо, потому что стили совсем разные, получается борьба идеологий на доске. В Дрездене-2008 мы сыграли с ним эпическую партию, страшно интересную! Но добром она для меня не кончилась… – В 2007 году на Кубке мира вы встретились на той же стадии? – Да. Я в 2007 году играл неплохо, и мне казалось, что могу куда-то пройти. Камскому нелегко дался матч со мной, но когда дым рассеялся, стоять остался он. Поэтому когда я сейчас выиграл белыми, то подумал: «Уже неплохо!» Что касается ответного поединка… Наверное, неправильно называть его «партией жизни», но название «диаграмма турнира» он уж точно заслужил!
Я выбрал дебют, в котором, как мне казалось, Гата играет не самым принципиальным образом. На самом деле, на избранный им вариант я отреагировал достаточно разумно, но тут у меня случилось временное «отключение тока» в голове. Эта ситуация особенно комична, поскольку я сам в первой партии с Нгуеном с большой помпой проводил план с Bb1 и Qc2 – считал его центральным и очень важным. А в партии с Камским я пошел h7-h6, после чего своими руками загнал слона и ферзя белых на эти поля.
– Эта тема сто раз обсуждалась: во время партии я веду себя одинаково последние 25 лет. Еще будучи перворазрядником, я предпочитал думать на ходу, а не сиживать за доской. Процесс сидения за доской в тот момент, когда идет чужое время, меня раздражает. Возможно, зрителям это не очень приятно: они хотят постоянно наблюдать людей, которые смотрят на доску, набычась. Не могу сказать, что меня очень уж беспокоят все эти морально-этические и этикетные проблемы, но я подозреваю, что вообще удобнее думать, когда напротив никто не сидит. Про себя могу это сказать определенно: никто не сопит и не дышит тебе в лицо, не пытается заглянуть в глаза. Плюс, я совершенно искренне считаю… Не то чтобы мысль материальна – это отдельная тема, в которую я не готов углубляться, но я абсолютно убежден, что у шахматистов есть то, что в покере называется «tells». Такие непроизвольные проявления эмоций, по которым можно понять, что ты думаешь о стоящей на доске позиции. Особенно если мне что-то не нравится, я стараюсь у доски не находиться, потому что зачем мне давать сопернику лишнюю информацию? Это диктует примитивный здравый смысл. Я всю жизнь себя так вел, для меня это единственный комфортный способ поведения во время игры, и я определенно не собираюсь его менять. – Как Кержаков: «Бил, бью и буду бить!» – Примерно так! – Итак, потом была великолепная Юдит. – Да. Примерно к этому моменту в Ханты-Мансийск приехал Халифман и дал свое знаменитое интервью. Когда его спросили, что он думает о феномене Юдит и ее игре с мужчинами, он сказал: « Если не вдаваться в убогую политкорректность, то можно сказать прямо: у Юдит всегда хорошо получалось играть с теми мужчинами, у которых есть сложности в личной жизни, в отношениях с женским полом, и так далее. У Вениаминыча они когда-то были; в последние годы их не стало, и счет стал неплохой». Мы с женой очень порадовались этим словам! Я так давно и так регулярно плохо с ней играю, что для меня никакой новизны и экзотики в игре с этой конкретной женщиной уже давно нет. Я знаю, что мне будет нелегко и в любой момент могут дать мат. Принципиальный момент для меня вот этот, а не то, женщина она или не женщина. Матч прошел стандартным образом: белыми бессмысленная, бесцветная ничья в 15 ходов. Было очень обидно, что в очередной раз ничего не получил по дебюту, поэтому черными решил выйти на большую борьбу. Очевидно, она стремилась к тому же, потому что лучше всего она умеет атаковать. В какой-то момент она переоценила свои шансы и отказалась от форсированной ничьей. А в цейтноте очень неудачно маневрировала фигурами, так что к 40-му ходу у меня была уже совершенно выигранная позиция. Могу добавить еще, что первый ход я выбрал за 10 минут до начала партии, а 6-й – уже во время игры.
– Опять тот самый случай, когда «меньше знаешь – крепче спишь»? – Я весь турнир так играл, об этом же речь: я сознательно постарался минимизировать все эти «заморочки» на тему: что же я буду завтра с утра делать на такой ход? А на такой ход? Я сказал себе, что не хочу на эту тему много думать; я решу, когда придет время, и буду доволен любым решением. Этому подходу я не изменял, и он служил мне верой и правдой. – Далее – десять лет спустя новая встреча с Русланом Пономаревым в полуфинале нокаут-турнира. – Да, вновь встретился человек, с которым длинная история взаимоотношений. И опять матч протекал по стандартному сценарию – начался с короткой ничьей белыми. Хотя на эту партию я возлагал определенные надежды, но ничего не смог получить по дебюту и был уже рад, когда нашел форсированную ничью.
Что касается ответного поединка – конечно, совестно в дебюте, который играешь 25 лет, получать такие позиции к 15 ходу… Нет, к 15-му у меня уже снова было хорошо, а ходу к 12-му. Дошло до смешного: после 7.Qa4+ я посмотрел на доску свежим взглядом и понял, что именно у меня написано не так про ход 7…Bd7, но все равно его сделал. Это, конечно, не дело. Но получилось удачно. Играя 7…Bd7, я уже понимал, что наиболее опасен здесь ход 8.Qa3, и придумал план с Nc6 и е5. И считал: по крайней мере, мы получим какую-то странную, нестандартную позицию. Очевидно, он зевнул длинную рокировку, после чего рисунок позиции резко меняется. Р.Пономарев – П.Свидлер |
![]() |
|
Про партию №2 люди могут подумать, что я, выиграв одну, решил сушить остаток матча. Но я-то вышел не ничью делать! Однако немедленно перепутал порядок ходов и вместо одной позиции получил совершенно другую, в которой пришлось идти на все эти упрощения.
В третьей партии я удивил Саню в дебюте. Этот вариант испанской партии с 3...Bc5 я готовил сутки, но из разговора после партии выяснилось, что его знания все равно были в разы больше, чем мои. Его подвело то самое ощущение, которое мы уже обсуждали на примере второй партии матча с Камским: он искал форсированный выигрыш. И не нашел. В итоге получил позицию, которая тоже очень неприятная для черных, но...Опять же, Саня говорит, что с какого-то момента я сделал длинную серию чуть ли не единственных ходов.
Во время последней партии, честно признаюсь, задрожали немножко ручонки...Большое соревнование, большой потенциальный успех в карьере, и осталось «досидеть» всего одну партию! Честно говоря, я считал Найдорф наименее вероятным дебютом, поскольку я ведь могу дать шах слоном. А у этого шаха устойчивая «ничейная» репутация.
Когда же он уверенно сделал ходы 1...с5 и 2...d6, я просидел минуты три, размышляя, как играть дальше. Потом подумал: если я пойду 3.d4 и у меня что-то не сложится, я же потом себе плешь проем: почему я не дал шах? Романтика романтикой, имидж имиджем, но важно иногда показывать результат! Подойдя так близко, хочется все-таки выиграть турнир! В результате к 15-му ходу я получил такую позицию, в которой просто чудом у белых было не сильно хуже. Идеальная для черных ситуация: все фигуры на доске, богатейшая игра – у них миллион планов. Мне удалось как-то стабилизироваться, не дать черным сразу ничего съесть, после чего я пришел в себя и стал просто играть в шахматы.
Начиная с какого-то момента, я опять не могу ничего поставить себе в упрек. Приятно все-таки в последней партии Кубка мира, в которой тебе надо добиться белыми ничьей, сделать ход 26.Nxe6!
Я доволен собой. И «железяка» говорит, что это правильная жертва. Компьютер утверждает, что когда пешки дошли до с7 и d6, у меня была возможность получить громадный перевес, но ту позицию, которую он считает выигранной, я видел и выигранной не считал. На 8 минутах мне показалось страшным не отыгрывать сразу фигуру, потому что если не дай бог что-то там не срастется, то возникнет немного комичная ситуация. Будешь сидеть и думать: «Я же мог на 34-м ходу пойти Ba3-b2 и отыграть коня! Почему же я его не съел?» Это будет больно, будет мучить на протяжении годов…
Конечно, если бы я был абсолютно уверен в том, что у меня есть другое продолжение, которое выигрывает, я бы ни на секунду не задумался над тем, чтобы так и пойти. Но поскольку я считал, что там позиция неясная, то я нашел, как отыгрывается фигура, и отыграл ее.
– Вы с Александром – близкие друзья, и во время этого турнира довольно плотно общались. Не только ведь о погоде говорили?
– Нет, не только.
– Ты за него приходил болеть, когда он играл тай-брейки.
– Он для меня ближайший в шахматном мире человек. Да, приходил болеть.
– Каково это – встретиться в финале с человеком, с которым вы «по дороге» советовались, помогали друг другу? Накладывало ли это какие-то ограничения?
– Ограничения были исключительно дебютные. Когда Саня выиграл полуфинал, мы с ним последний раз до окончания турнира вместе поужинали. Сошлись на том, что гораздо хуже было бы играть матч за третье место, потому что проигравший не попадает в турнир претендентов. Помнится, дойдя до четвертьфинала, мы обсудили сетку. Я спросил: «С кем дальше?» Он ответил: «Точно не знаю, но с тобой мы можем встретиться только в финале!»
Итак, во время того ужина мы решили:
а) слава богу, нам предстоит биться не за третье место и не за одну путевку,
б) турнир уже успешный, а раз так, то будем играть спокойно и посмотрим, чья возьмет.
Ситуация не идеальная, но… Мы очень много лет знакомы, и я убежден, что на наших отношениях этот матч не скажется.
![]() |
|
– Справедливо ли утверждение, что по сравнению с ситуацией 10-15-летней давности отношения внутри шахматного мира заметно изменились? Сейчас уже нет такого ярко выраженного распределения ролей: один игрок, другой помощник; эти роли часто меняются?
– Очевидно, сейчас ситуация гораздо более «текучая», и я типичный тому пример. Я начинал как член бригады Владимира Борисовича, а сейчас уже много лет не имею к ней никакого отношения. Да, уже нет таких четко выраженных «мамок» со всем антуражем вокруг них.
– То есть ситуация вполне могла быть обратной: если бы матчи в Казани играл Свидлер, то одним из его помощников вполне мог оказаться Грищук?
– Конкретно с Саней скорее «нет», чем «да», поскольку я не уверен, что его интересует секундантская работа. Не потому, что он не стал бы мне помогать из каких-то принципиальных соображений, а просто я в принципе не уверен, что его такая роль сильно привлекает. Если бы не это обстоятельство, то да – думаю, подобная смена ролей вполне возможна.
– Когда мы беседовали перед поездкой в Китай, у тебя проскочила фраза, что турниры последних лет как бы «сливаются» один с другим. После успехов последних месяцев возвращается ли свежесть восприятия, появляется ли новая мотивация?
– Я уверен, что так оно и есть, но боюсь спугнуть это состояние. Я всегда боюсь подобных обобщений, ярлыков и тому подобного. Очевидно, что да, но если начать на эту тему активно рассуждать: мол, наконец-то пришла вторая весна (или третья? или какая там по счету?), то ровно в тот момент, когда ты ее так назовешь, она и закончится. Но не только результаты, но и внутренняя составляющая мне очень нравятся. А получится ли у меня и дальше играть на таком уровне – одному Богу известно.
![]() |
|
![]() |
Призеры и официальные лица |
![]() |
В компании комментаторов, обозревателей и работников пресс-центра |
– Как насчет амбиций?
– Смешно будет и сейчас говорить, что особых амбиций нет. Учитывая, насколько у меня были трудные взаимоотношения с Кубками мира… Не то чтобы я окончательно поставил крест на борьбе за мировое первенство, но я считал, что нынешний Кубок мира, может быть, последний шанс на ближайшие годы. Перед стартом думал, что примерно 20-25 человек имеют реальные шансы попасть в турнир претендентов. Смешно будет утверждать, что я и сейчас, после такой победы ничего не поменяю в своей жизни, не буду готовиться, а просто приеду на турнир претендентов, и там мне настучат по голове. Очевидно ведь, что настучат: соберется такой состав, что если я ничего не придумаю с репертуаром за белых, то будет очень трудно.
Судя по всему, осень у меня будет совершенно сумасшедшая. Надо закончить этот марафончик, а потом необходимо сесть и построить какой-то план на ближайший год, чтобы данный мне шанс номер N не был бездарно упущен.
– Осенний марафон продолжается, ни от каких соревнований отказываться не будешь?
– Это же все оговорено, люди на меня рассчитывают. Ну что, я мог сказать Володе Быкову: «Ты меня извини, но я только что выиграл Кубок мира, поэтому ты поедешь в Словению без первой доски?» Смешно; такого не будет никогда.
После клубного чемпионата – командный чемпионат Европы в Греции. Хорошо, матч с Арменией перенесли на весну; немножко разгрузился октябрь, что я не могу не приветствовать. Вообще-то я давно не был в Армении (а страну эту очень люблю) и хотел бы туда съездить, особенно на такое интересное мероприятие. Но с удовольствием немножко побуду в октябре дома, приходя в себя.
Итак, потом Греция, потом почти сразу – Мемориал Таля. Правда, в декабре пока ничего нет, на турнир в Китае меня не позвали. У них 16 участников, от нас они взяли Грищука и Карякина и сказали, что россияне на этом заканчиваются. Их можно понять: у них очень «замкнутое поле», и они пытаются как-то разнообразить состав, приглашают шахматистов из разных стран.
– Понятно, что во время Кубка мира не было времени углубляться в проблемы сборной России, но наверняка слышал историю про назначение Бареева главным тренером с его последующим отказом в пользу Рязанцева. Можешь прокомментировать эту ситуацию?
– Я в курсе. Правда, о том, что Бареева переименовали в руководителя делегации, узнаю только сейчас, но о том, что с командой поедут они двое, я слышал. Я к этому отношусь хорошо. Если у нас и были какие-то проблемы, то к Китаю они были урегулированы, с моей точки зрения. Для меня эти назначения – совершенно не проблема. А за всеми подковерными перипетиями я не следил. Меня команда «Бареев – Рязанцев» вполне устраивает.
– Есть разные точки зрения по вопросу формирования сборной и ее тренерского штаба. Одни говорят, что все эти проблемы должны широко обсуждаться, другие предлагают посторонним людям не лезть в эти дела – мол, это внутренне дело руководства РШФ и кандидатов в сборную. А ты как считаешь?
– Пожалуй, я согласен с тем, что вмешательство со стороны создает дополнительное напряжение. Но у нас уже не первое десятилетие идет разговор о гласности и прозрачности. Понятно, что люди хотят двигаться в сторону прозрачности, но в этом конкретном случае мнение, условно говоря, обитателей форумов бывает очень красочным и хорошо постится в диалоге «скайпа», чтобы похихикать, но использовать его в качестве подсказки я бы не стал.
Я понимаю, почему люди хотят все знать – это свойство человеческой натуры, но на самом деле данный вопрос касается довольно узкого круга лиц. Вот игроков неплохо бы спрашивать, потому что нам с этим решением жить. И если для кого-то это окажется серьезной проблемой, то надо думать, что делать. А широкая общественность ориентируется, прежде всего, на результат. Пока мы чего-то не выиграем, любой главный тренер будет плохой.
Если брать Женю Бареева, то это человек, которого трудно понять без долгих лет знакомства. Да и после долгих лет знакомства требуется хороший навык, чтобы расшифровывать, что именно он имеет в виду. А люди, которые с ним знакомы плохо или вообще не знакомы, не имеют никакого представления о том, что скрыто у него внутри и почему он поступает так или иначе.
– Совсем недавно мнение не широкой, а «узкой» общественности обсуждалось на Тренерском совете. За Бареева голосовали так, как если бы он никакого заявления об отставке не подавал. Он набрал большинство голосов – 9, Мотылев с 5 голосами занял второе место. Буквально через 4 дня Бареев все-таки уходит в отставку, и на должность главного тренера назначается Рязанцев, чью кандидатуру на Тренерском совете вообще не обсуждали. Может быть, надо было назначить Мотылева, который занял второе место?
– Все это я не готов обсуждать, потому что не знаю всей кухни и сознательно от всего этого дистанцировался. Меня спрашивают, что я думаю, но на всю эту «механику» я не имею никакого влияния, и не хочу его иметь, – это не мое. Не знаю, почему не взяли Саню Мотылева как занявшего второе место. Это история на тему «Как поссорились Владимир Борисович с Марком Израилевичем». Любопытная тема для обсуждения, на которую я тоже не имею никакой конкретной точки зрения. Я абсолютно убежден, что Володя был прав и это не из-за него Мотылева не взяли в Китай. С другой стороны, почему же не взяли? Нет ни одной идеи.
– А то, что Крамник и Карякин вроде бы отказываются выступать в чемпионате Европы из опасения потерять свой высокий рейтинг, не напрягает остальных членов сборной?
– Это выбор каждого.
– То есть к игре за сборную ты не относишься как к «обязаловке»?
– Я играю всегда, когда зовут. Если меня зовут и здоровье позволяет, условно говоря, встать с кровати, то я, с моей точки зрения, должен играть.
– Это вопрос в большей степени патриотизма или профессионализма?
– Все вместе. Может быть, надо меньше об этом думать, но очевидно и для меня, и для Сани, с которым мы разговаривали на эту тему, что это уже становится некоей идефикс: пора что-то выиграть! Надо начать снова выигрывать командные турниры! Поэтому каждое новое соревнование я воспринимаю как очередную возможность вернуть картину мира в правильную рамку. Это личный вызов, особенно для меня, учитывая мои последние выступления за сборную России. Командный чемпионат Европы – это очередная возможность исправить допущенные прежде ошибки.
Возможно, я себя излишне накручиваю и надо ко всему этому относиться более расслабленно. Но это не дело, что мы выигрываем так мало командных соревнований! Нельзя сказать, что мы ничего не выигрываем: скажем, Бурса была разорвана в блестящем стиле, но недостаточно.
– Последняя тема, которую хотел бы обсудить. Следил за матчем Москва – Петербург, который проходил одновременно с финалом Кубка мира?
– Посматривал. Была бы возможность – я бы там сыграл. Я написал Марку Краузеру, редактору ТВИКа, что первый день закончился со счетом 5,5-5,5. Он говорит: «Не понял!» Я ему отвечаю: «Ну, подумай!» Не знаю, играл бы Саня в этом матче или нет, а я Быкову обещал, что если уже вернусь в Питер (хотя надеялся, что не вернусь!), то определенно сыграю.
Традиция хорошая. Не хочу принижать значение проводившихся ранее матчей на 40 или 60 досках (я сам в них играл; например, в 1989 году сделал ничью с мастером Январевым), но там игра обычно велась на средних и ветеранских досках, а первые досок десять писали ничьи. Все приезжали потусоваться, повидать старых знакомых, где-нибудь посидеть в приятной обстановке и обсудить последние события в личной жизни. Но партии обычно не играли.
В этом году сделали 10 досок. Меня Володя Быков спрашивает: сыграешь? Я говорю: «Сразу после Кубка мира?» «Ну, надо бы!» «А писать можно будет?» «Нет!» Ок, я согласился.
Борьба велась на всех досках, не было расписано ни одной партии! Это хорошо, потому что в наших городах есть кому играть. Матч получился очень интересный.
– Может быть, добавить еще женщин и детей?
– Да, можно сделать досок 20, но тот факт, что из культурного мероприятия сделали спортивный шахматный матч, и люди играют содержательные партии (посмотрел их с удовольствием), я лично всячески приветствую.
– Вообще, в Питере есть такое понятие, как общественная шахматная жизнь? Условно говоря, можно придти вечером в какой-то клуб и застать там коллег?
– Когда я в Питере, то не ищу по вечерам общественную шахматную жизнь. Вне всякого сомнения, куда-то можно прийти, какие-то клубы работают, регулярно проводят, например, турниры по быстрым шахматам, но я совсем не тот человек, которого надо об этом спрашивать. Когда я в Питере, у меня всегда есть кем и чем заняться, я не пытаюсь найти себе дополнительных шахмат. Особенно в последнее время, когда у меня такие короткие перерывы между отъездами, я пытаюсь по максимуму общаться с семьей. Кроме того, всегда наваливается масса бытовых дел – какие-то вещи могу сделать только я.
– Гвоздь забить?
– Нет, как раз гвозди отлично забиваются без меня! Но от меня требуется, например, куда-то съездить, где-то показаться. Обычно приезжаешь – один вечер дают поваляться, а потом начинается сумасшедшая беготня туда-сюда! Так что мне не до поиска какого-то дополнительного шахматного общения.
![]() |
|